Неточные совпадения
В 1835 году Николай Петрович вышел из
университета кандидатом, [Кандидат — лицо, сдавшее специальный «кандидатский экзамен» и защитившее специальную письменную работу по окончании
университета, первая ученая степень, установленная
в 1804 г.] и
в том же году генерал Кирсанов, уволенный
в отставку за неудачный смотр,
приехал в Петербург с женою на житье.
Клим подумал, что мать, наверное,
приехала усталой, раздраженной, тем приятнее ему было увидеть ее настроенной бодро и даже как будто помолодевшей за эти несколько дней. Она тотчас же начала рассказывать о Дмитрии: его скоро выпустят, но он будет лишен права учиться
в университете.
К ней-то
приехал Райский, вступив
в университет, — побывать и проститься, может быть, надолго.
Таковы были сношения между сими двумя владельцами, как сын Берестова
приехал к нему
в деревню. Он был воспитан
в ***
университете и намеревался вступить
в военную службу, но отец на то не соглашался. К статской службе молодой человек чувствовал себя совершенно неспособным. Они друг другу не уступали, и молодой Алексей стал жить покамест барином, отпустив усы на всякий случай.
Еще когда он посещал
университет, умерла у него старуха бабушка, оставив любимцу внуку
в наших местах небольшое, но устроенное имение, душ около двухсот. Там он, окончивши курс, и приютился, отказавшись
в пользу сестер от своей части
в имении отца и матери.
Приехавши, сделал соседям визиты, заявляя, что ни
в казне, ни по выборам служить не намерен, соперником ни для кого не явится, а будет жить
в своем Веригине вольным казаком.
Это — учитель немецкого языка, мой дальний родственник, Игнатий Францевич Лотоцкий. Я еще не поступал и
в пансион, когда он
приехал в Житомир из Галиции. У него был диплом одного из заграничных
университетов, дававший тогда право преподавания
в наших гимназиях. Кто-то у Рыхлинских посмеялся
в его присутствии над заграничными дипломами. Лотоцкий встал, куда-то вышел из комнаты, вернулся с дипломом и изорвал его
в клочки. Затем уехал
в Киев и там выдержал новый экзамен при
университете.
Оказалось, что это три сына Рыхлинских, студенты Киевского
университета,
приезжали прощаться и просить благословения перед отправлением
в банду. Один был на последнем курсе медицинского факультета, другой, кажется, на третьем. Самый младший — Стасик, лет восемнадцати, только
в прошлом году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный, веселый мальчик с блестящими черными глазами.
— Я вот, как
приеду в Москву, поступлю
в университет, сейчас же напечатаю.
Анна Ивановна была дочь одного бедного чиновника, и
приехала в Москву с тем, чтобы держать
в университете экзамен на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась
в номерах у m-me Гартунг и сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были
в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти на общий счет содержали ее, и не позволяли себе не только с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна душою!
— Я,
приехав в Москву, нарочно зашел
в университет, чтобы узнать ваш адрес… Как не стыдно, что вы во все время нашей разлуки — хоть бы строчку написали, — говорил Плавин, видимо желая придать своему голосу как можно более дружественный тон.
У Дмитрия
в эту зиму я почти всякий раз, как
приезжал, заставал его товарища по
университету, студента Безобедова, с которым он занимался.
Он даже решил, не дожидаясь моего вступления
в университет, тотчас после пасхи ехать с девочками
в Петровское, куда мы с Володей должны были
приехать после.
Свадьба должна была быть через две недели; но лекции наши начинались, и мы с Володей
в начале сентября поехали
в Москву. Нехлюдовы тоже вернулись из деревни. Дмитрий (с которым мы, расставаясь, дали слово писать друг другу и, разумеется, не писали ни разу) тотчас же
приехал ко мне, и мы решили, что он меня на другой день повезет
в первый раз
в университет на лекции.
«Как жалко, что Варенька не хорошенькая и вообще не Сонечка, — мечтал я, оставшись один
в комнате, — как бы хорошо было, выйдя из
университета,
приехать к ним и предложить ей руку.
В пятидесятом году он опять
приехал в Россию,
в Москву, с намерением образоваться вполне, сблизиться с русскими, а потом, когда он выйдет из
университета…
Князю Нехлюдову было девятнадцать лет, когда он из 3-го курса
университета приехал на летние ваканции
в свою деревню, и один пробыл
в ней всё лето. Осенью он неустановившейся ребяческой рукой написал к своей тётке, графине Белорецкой, которая, по его понятиям, была его лучший друг и самая гениальная женщина
в мире, следующее переведенное здесь французское письмо...
В сенях было натоптано снегом и навалены кучи платьев. Несколько студентов устроились на этих кучах
в зашипели на нас, когда мы вошли.
В большой гостиной рядом кто-то читал грубоватым семинарским голосом, влагая
в это чтение много внимания и убедительности. Гостиная была полна: из Москвы
приехали студенты
университета, политехники, курсистки. Было накурено, душно, одна лампа давала мало свету…
Вдруг
в один вечер собралось к Григорью Иванычу много гостей: двое новых
приезжих профессоров, правитель канцелярии попечителя Петр Иваныч Соколов и все старшие учителя гимназии, кроме Яковкина; собрались довольно поздно, так что я ложился уже спать; гости были веселы и шумны; я долго не мог заснуть и слышал все их громкие разговоры и взаимные поздравления: дело шло о новом
университете и о назначении
в адъюнкты и профессоры гимназических учителей.
Но каково было поражение для меня и Панаева, когда,
приехав на другой день
в университет, мы узнали, что еще вчера труппа актеров выбрала Балясникова своим директором, что он играет роль генерала, а моя роль отдана Дмитриеву.
Я нашел здоровье моей матери очень расстроенным и узнал, что это была единственная причина, по которой она не
приехала ко мне, получив известие о моем разрыве с Григорьем Иванычем. — Продолжая владеть моей беспредельной доверенностью и узнав все малейшие подробности моей жизни, даже все мои помышления, она успокоилась на мой счет и, несмотря на молодость, отпустила меня
в университет на житье у неизвестного ей профессора с полною надеждою на чистоту моих стремлений и безукоризненность поведения.
Петр. Когда истечет срок моего отлучения от
университета, я уеду
в Москву и, как прежде, буду
приезжать сюда на неделю, не больше. За три года университетской жизни я отвык от дома… от всего этого крохоборства и мещанской суеты… Хорошо жить одному, вне прелестей родного крова!..
Наступил май месяц, мне предстоял выпускной экзамен; скоро я должен был проститься и с
университетом, и с Москвою, и с моими Ваньковскими. Судьба Лидии Николаевны решена окончательно: она помолвлена за Марасеева, хотя об этом и не объявляют. Свадьба, вероятно, будет скоро, потому что готовят уже приданое. Пионова торжествует и
приезжает раз по семи
в день.
Еще года нет, как он кончил
в университете и
приехал на житье
в уезд, но уж говорит про себя: „Мы земские деятели“.
В то время (около 1830 г.) он был студентом Московского
университета и
приезжал в Воронеж на вакации.
В Курск я
приехал в семь часов утра
в мае месяце, прямо к Челновскому. Он
в это время занимался приготовлением молодых людей
в университет, давал уроки русского языка и истории
в двух женских пансионах и жил не худо: имел порядочную квартиру
в три комнаты с передней, изрядную библиотеку, мягкую мебель, несколько горшков экзотических растений и бульдога Бокса, с оскаленными зубами, весьма неприличной турнюрой и походкой, которая слегка смахивала на канкан.
— Некто Францишек Пожондовский, молодой, но надежный человек; из Казанского
университета… был на Литве, оттуда прямо и
приехал… послан к нам,
в нашу сторону.
Когда
приезжал на каникулы Иосаф Висленев из
университета, он и Саша встречались друг с другом каждый раз чрезвычайно тепло и нежно, но
в то же время было замечено, что с каждою побывкой Висленева домой радость свидания с Сашей охладевала.
Стало быть, и мои итоги не могли выйти вполне объективными, когда я оставлял Дерпт. Но я был поставлен
в условия большей умственной и, так сказать, бытовой свободы. Я
приехал уже студентом третьего курса, с серьезной, определенной целью, без всякого национального или сословного задора, чтобы воспользоваться как можно лучше тем «академическим» (то есть учебно-ученым) режимом, который выгодно отличал тогда Дерпт от всех
университетов в России.
Печать"легкости"лежала на всей интеллигентной Вене. И даже как-то плохо верилось, что
в этом самом городе есть старый
университет, процветает блестящая Медицинская школа, куда
приезжают учиться отовсюду — и из Германии, и из России, и из Америки.
Теперь остановлюсь на том, что Дерпт мог дать студенту вообще — и немцу или онемеченному чухонцу, и русскому; и такому, кто поступил прямо
в этот
университет, и такому, как я, который
приехал уже"матерым"русским студентом, хотя и из провинции, но с определенными и притом высшими запросами. Тогда Дерпт еще сохранял свою областную самостоятельность. Он был немецкий, предназначен для остзейцев, а не для русских, которые составляли
в нем ничтожный процент.
У меня
в университете лекции начинались на две недели раньше, чем у Миши
в Горном институте, я
приехал в Петербург без Миши. Долго искал: трудно было найти за подходящую цену две комнаты
в одной квартире, а папа обязательно требовал, чтобы жили мы на одной квартире, Наконец, на 15-й линии Васильевского острова,
в мезонине старого дома, нашел две комнаты рядом. Я спросил квартирную хозяйку, — молодую и хорошенькую, с глуповатыми глазами и чистым лбом...
Шрам на левой стороне лба под самыми волосами оставался у него до самой смерти и даже был внесен
в качестве приметы
в его паспорт, с которым он
приехал в Москву из Таганрога по окончании курса гимназии, чтобы поступать
в университет.
В 1879 году, уже к концу лета, А. П.
приехал в Москву поступать
в университет и так и остался
в ней совсем.
В одном из таких состояний разочарования
в своей деревенской деятельности он
приехал в Киев и встретился с одним из наиболее близких товарищей по
университету. Товарищ этот три года после этой встречи был расстрелян во рву киевской крепости.